И малое станет большим, и большое – малым - Дана Гельдэ

Вечером, за ужином, мужу пересказала наш разговор с сыном. Тот чуть не подавился от смеха и громко хохотал, держась за живот и добавляя свои смачные комментарии, вроде «виноградной грозди».

Телефонный звонок вернул меня в реальность, это была мама, которая, наверное, уже узнала, что я уехала в Москву на заработки. Мы никогда не были близки с ней. Она не любила меня с самого детства, возможно, с рождения, ведь я была похожа на отца, часто болела, к тому же была упрямой девочкой. Как в детстве, когда была недовольна мной, таким же сухим тоном она сказала: «Здравствуй, Дана!» За секунду, прокрутив в голове весь наш диалог вперед, уже уставшим, от предстоящего разговора, голосом я ответила ей: «Привет, мам!» «Мне звонила твоя свекровь, сказала, что ты уехала, это правда? Что ты там будешь делать? Ты уже сделала одну ошибку, оставив детей без „своего угла“, теперь делаешь вторую?» – строгим тоном отчитывала меня в трубке мама. Мне не хотелось ей объяснять, что, уезжая, я не могла оставить без присмотра свой дом. Алкоголики не оставили бы от него ни щепки, пока не растащили бы его в обмен на самогонку дельцам, скупавшим у них все подряд. Легче было его продать. Мебель мне некуда было забрать и я ее оставила бесплатно новым владельцам нашего дома. Возвращаться назад я все-равно не планировала.

Когда я слышала такие интонации в ее голосе, мне не хотелось с ней говорить, но ответила: «Во-первых, продала я только один дом, у меня остался еще деревянный. Возможно, это – ошибка, что я уехала, но выбора у меня нет, ничего конкретного пока сказать тебе не могу. Я даже понятия не имею, что там буду делать». Мама продолжала свой «допрос с пристрастием»: «Где будешь жить? Тоже не знаешь? Как можно быть такой несерьезной, безответственной в сорок лет? А дети? Ты о них подумала? Кстати, твоя свекровь называла тебя «кукушкой» «Пусть говорит, что хочет. Мама, я всегда думаю о детях. Ладно, потом тебе позвоню. У меня роуминг, не могу долго разговаривать, пока,» – резко оборвав неприятный разговор, отключила телефон совсем. Представляю, какой у нее был тогда шок, впервые послушная дочь не посоветовалась с ней, не поставила в известность о своих намерениях, приняла самостоятельное решение.

В этот момент я лежала и мысленно задавала ей вопрос: «А ты обо мне думала когда-нибудь? Почему и как я приняла это решение?»

«И дом я продала только потому, что позвонила твоя племянница Даяна и сказала: „Что так и будешь сидеть в деревне? Продавай дом, Таир покупает гостиницу в Чехии и предлагает нам там работать, заниматься ею. Ты знаешь немецкий, я – английский, мы справимся. Там ты сможешь столько заработать, что сама сможешь купить квартиру в Оренбурге!“ Я переспросила ее через неделю, не передумали ли они с гостиницей. Она так же весело щебетала мне о том, как все у нас красиво сложится и мне нужно продавать квартиру, как можно быстрее. Когда я совершила сделку купли-продажи и сделала себе заграничный паспорт, я снова позвонила Даяне. Я сообщила сестре, что могу теперь ехать с ней в Чехию, она растерянно сказала: „Дана, я забыла тебе сообщить о том, что Таир передумал покупать гостиницу“. Я начала было возмущаться, зачем она меня обнадежила, если решение не было окончательным, но сестра не хотела меня выслушать. „Сытый голодного не разумеет“. У нее есть родители, состоятельный брат, младший брат, у нее самой есть небольшой бизнес. А я? Я – человек, у которого нет ни одного, кто мог бы помочь решить, хотя бы часть проблем. А теперь еще и квартиры нет,» – все это я мысленно рассказывала своей маме. Но, она не слышала меня и знать не захотела бы, потому как мне нужно было принимать решение своей головой, а не потому, что кто-то куда-то позвал. Даяна была дочерью средней маминой сестры и поэтому, как Итиль, была неприкосновенной личностью, а уж тем более их нельзя ни в чем обвинить. Как в детстве, когда эти племянники могли нашкодить, почему-то «Полкана спускали» только на меня. Ответственность за это решение я с себя не снимала, и никаких претензий ни к кому не имела.

«Мама, а любила ты меня когда-нибудь? Для тебя был только один ребенок – Даулен! Я всегда чувствовала себя виноватой перед тобой, только непонятно в чем,» – продолжала вести с ней мысленный диалог я.

В июле самого тяжелого для нашей семьи года профсоюз дал маме путевку на курорт, который находился в Челябинской области. Все дни на курорте были для нее обычными, но в последний из радиоприемника послышалась печальная мелодия. Обычно, такую музыку передавали в эфир, когда собирались передать народу скорбную весть о кончине одного из лидеров страны. Мама, услышав эту музыку, спросила у кого-то: «А что кто-то умер?» В ответ, человек, пожав плечами, ушел.

Ощущение какого-то горя не покидало ее. Вечером, в комнату пришли работники санатория и сообщили, что кто-то к ней приехал и хочет поговорить, тревога нарастала. Это были два ее бывших ученика, которые поехали за мамой, по нашей с папой просьбе. Чтобы смягчить удар, им пришлось соврать, что в аварию попал муж и лежит в тяжелом состоянии.

Машина заехала в село в три часа ночи, все ждали ее в тревоге. Родственники, соседи, коллеги, другие односельчане – всё село собралось у нашего дома, выражая скорбь и сочувствие нашей семье. Я встретила маму, помогла выйти из машины, первое, что она спросила: «Где Даулен?» Не готовая что-либо ответить, я молча повела ее в дом. Усадив на диван, сделала знак отцу, который зашел и опустился перед ней на колени. Мама растерянно посмотрела по сторонам. «Рая, прости, я жив, но сына нашего больше нет»

Это был вой раненной волчицы, ее сердце рвалось от горя. Любимого сына, надежды и опоры не стало! Мир рухнул! Нет его – нет жизни для них! В день похорон у отца открылось кишечное кровотечение, мама обессилела, теряла сознание, я тоже, тихо плакала его двадцатилетняя жена, обнимая крошечную дочь.

У мусульман женщинам не положено идти на кладбище, но моя душа не была с этим согласна. Мне хотелось проститься с ним там, с моим любимым братиком, с которым играла, когда он был малышом, учила читать, считать. Мне казалось, что попросив разрешение у муллы, я смогу проводить его в последний путь. На мою просьбу мулла ответил так: «Дана, будь благоразумной, не ходи на кладбище! Не принимай этот запрет, как унижение. Этот закон бережет вас, женщин, от большого потрясения, заставляющего черстветь ваши сердца. Мы хотим, чтобы женская душа оставалась доброй и мягкой, ибо вам предстоит выполнение важного предназначения – воспитание детей. Сейчас ты – мать, а потом станешь бабушкой, побереги свое сердце, девочка!» После его слов я осталась дома, как и все мусульманские женщины до меня и после.

Я рано узнала о смерти. В шестом классе меня пригласила поиграть моя одноклассница Ланка, мы зашли в дом и стали играть, а потом откуда-то пришел странный запах, он был сладковатый до тошноты, и вызывал чувство тревоги. Я не могла понять своего состояния и захотела быстрее уйти из этого дома.

На следующий день не стало Ланкиной мамы, прекрасной женщины, повара школьной столовой. Молодая женщина трагически погибла под колесами грузовика, оставив троих детей на свою престарелую мать.

В следующий раз это случилось через несколько лет. Была весна. Мои куры сели высиживать цыплят. Для теста мне понадобились яйца и я пошла к соседке за ними. У нее не все куры выводили, и излишки яиц она продавала. Когда я зашла к ней в дом, запах резко ударил мне в нос, и мне стало дурно и страшно.

В тот вечер, на работе от сердечного приступа внезапно скончался ее муж. Господи, зачем я его чувствую? Почему мне становится страшно от этих ощущений?

В третий раз он пришел ко мне домой…

Я плакала всю ночь во сне, которого не помнила. Проснулась на мокрой подушке и оделась в черное платье, по совету Коко Шанель, оно было в моем гардеробе. До сих пор не знаю, почему выбрала этот цвет в то утро.

Я снова узнала его. Сладкий, в то же время гадкий, и уже до боли знакомый запах заползал в дом из каких-то щелей и пугал меня… Потом принесли телеграмму… Не стало моего брата, умного, красивого, талантливого… Он писал красивые песни… Последняя оборвалась внезапно, на пыльной дороге, взлетев над капотом «Волги» на полной скорости, торопившегося домой, мотоцикла, посреди необъятной степи.

Запах смерти! Я поняла, что это был запах смерти. Дурнопахнущая коварная старуха с косой разрушала наш добрый и теплый мир. Он распадался на атомы, которые невозможно уже собрать.

Одна смерть изменила все наши жизни, цепкими клешнями вырывая из груди клоками наши сердца и души.

Уже в родительском доме, перед самыми похоронами, я отключилась на несколько минут. За это время, мне приснился странный сон. Мы с односельчанами провожали толпу друзей моего брата Даулена, которые строем уходили из села, впереди всех шел мой брат. Лил дождь, и не было понятно, что текло по нашим щекам: то ли слезы, то ли капли дождя. Этот сон стал пророческим.